|
Скроется жало печали
Грусть смоется ливнем дождей,
Слово - прочнее стали
И солнца бывает нежней.
схим. Макарий |
Говоря о разработке специфики проведения любых практических мероприятий в рамках культурологического исследования и участвуя в них, мы вновь и вновь обращаем внимание на то, что в последнее время все чаще сталкиваемся с необходимостью изучения культурного наследия страны. Причем работа в данном направлении подразумевает изучение целой цепочки проблем (прошлое - настоящее, позитивное - негативное, сакральное и т.д.) в выбранной исследователем практической области. Иными словами, необходимо в вопросе изучения особенностей русской культуры уметь задать такие масштабы и такую принципиальную глубину исследования, чтобы избежать соблазна перевести его в то русло, когда постулируется выход исключительно в сферу перечисления фактов, либо в сферу рационалистического догматизма
В этом вопросе, на наш взгляд, важно находить именно те "родники чистой воды", которые сегодня чаще всего принято называть богатством культуры. И эти живоносные источники узнаются прежде всего не по теоретическим учениям, но познаются там, где они всего непосредственнее соприкасаются с этой объективной истиной, с областью действительного бытия: в своем описании действительной жизни людей, в своем определении "жизнецели". Поэтому любая исследовательская мысль в исследовании своего собственного существа должна начинать с философии "Отчего края".
Изучая определенные духовные моменты, пытаясь почувствовать метафизические основания всех культурных завоеваний Родной земли, тем самым приняв их как краеугольный камень, на котором следует испытывать все современные явления нашей жизни, а следовательно и культуры. И поскольку духовным полем русской культуры, основой ее традиций является Православие (потому даже самые крупные завоевания отечественной культуры не были бы возможны без того нравственного идеала, который веками питал народную жизнь), постольку четко обозначим и цель нашей работы.
В сегодняшнем исследовании мы попробуем посмотреть на составляющую этого нравственного идеала в таком своеобразном жанре народного творчества как духовные стихи, вовсе не в однородных по тематике и жанровым признакам. Это поможет нам выявить исторические предпосылки организации фестивалей духовной песни; правильность поставленных задач; наконец, перспективы проведения и развития народного творчества в подобных направлениях, что обусловлено современным положением дел в нашем обществе и культуре.
Как исторически сложилось в нашей стране и в нашем крае, феномен духовного песенного творчества вовсе не нов. Главной функцией духовного стиха всегда считалось быть посредником между письменной христианской и устной народной культурой. Духовные певцы на Руси являются посредниками между церковью и народом, они переводят на народный язык то, что наиболее поражает их воображение в византийско-московском книжном фонде Православия. Между прочим даже митрополит Антоний (Храповицкий) в своих назидательных беседах к пастырям советует уделить особое внимание так называемым церковным напевам, которые гораздо ближе к богопреданному пению, чем ноты современных композиторов. Ввиду чего: "Полезно поддерживать и непредусмотренные в священных книгах местные церковные обычаи, но такие, которые не у еретиков позаимствованы и не содержат какого-либо безчиния, а напротив, выросли из недр местного церковного предания."1
Исторически так повелось на Руси, что сложение репертуара духовных стихов оказалось процессом очень длительным. Начинается он после крещения Руси, продолжается в течение ряда веков, расширяясь вслед за окончательным признанием народом христианства своей религией. Как отмечается многими исследователями, творчество в области духовных стихов получает новый импульс со времен церковных разногласий XVII века, выступая как творчество относительно малой части населения, упорно сохраняющей "древнее благочестие". Уже из Древней Руси это духовное наследие переходит во времена Российской империи (полноправным и видным субъектом которой становится и Воронежская губерния) как противопоставление мирскому, светскому, иначе, всему, что не имело отношения к божественному, причем только в его христианском смысле.
Для примера можно привести одно описание певцов как выборных от всего мира жалобников, с их особым репертуаром исполнения стихов. А именно: "Все о нищете и убожестве Богом любимых и ему угодных, все о нужде и страданиях, которые каждый на себе испытал, и тоску, согласную с напевом и складом, носит в душе своей, да не умеет выразить. Вызвались старцы за мир постонать, выделились на видное место за всех поплакать и вслух расcказать про людскую скорбь и напасти."2
Кроме того есть многочисленные сведения о том, что духовные стихи напевали в часы домашнего досуга, а так же перед большими церковными праздниками на посиделках вместо песен. Однако несмотря на это и даже несмотря на различные направления религиозной мысли, которые живут в русском народе, впечатление цельности постоянно доминирует в этой богословской интуиции. Не заметно никаких видимых следов разложения творческого опыта на отдельные духовные течения; наоборот, это есть прочное единство хранящей эту Традицию среды. Тем ценнее будет провести наши догадки и размышления о нравственном идеале в русской культуре сквозь призму духовных стихов, записанных именно на Воронежской земле.
Немного выше мы уже обозначили исследовательское поле духовного стиха понятием "богословская интуиция", и это действительно так. Продолжим, пожалуй, разговор с вопроса о личном спасении, ведь именно он представляет такой пункт, в котором это последнее становится лицом к лицу с действительностью, с реальным бытием. В духовном стихе четко видна линия на то, чтобы с огромным желанием показать, в чем заключается та истина спасения, которую он проповедует.
Во-первых, дела сами по себе, в качестве внешних поступков или отдельных подвигов, не имеют в христианстве значения. Поэтому богословская мысль певца устремляется к тому, что:
Сколько жити ни будешь,
Смертной косы не избудешь
И страшного суда не минуешь.
Без евангельских заслуг не будешь Богу друг.3
Во-вторых, хотя спасение значит в том, что человек сам его соделывает, однако к этому содеянию он приходит не иначе, как верою. Духовный стих четко улавливает эту богословскую мысль и пересказывает ее в подобном ключе:
Тут Варвара на небо взирала,
Она умом своим размышляла,
А веря правой и святой,
Мысли ее благие не здешнего свету.
Таким образом, перед нами яркий пример того, что певец в вопросе спасения не знает крайностей и придерживается Православной догматической традиции. И все вышесказанное о понимании спасения в духовных стихах можно заключить такими словами: "Оправдывает человека несомненно вера, но только настоящая, истинная вера, которая приводит человека к истинной жизни, заставляет его содевать свое спасение."4
Отсюда, как показывают источники, сердце певца не раздваивается между небесными силами, но принадлежит всецело небесной Матери, хотя он принимает без ропота и в смиренной покорности власть небесного Царя и Его закон. В этой связи очень показательны следующие строчки:
Восплачется мать сыра земля,
Восплачется мать Пречистая Богородица:
"Не могу ж молчать перед Господом!"
Сам Иисус на небо возносится….
И далее: "Потерпи, Пречистая Богородица,…
Может, грешники спокаются."
Здесь в какой-то мере можно согласиться с той мыслью, что развитие тематики духовного стиха вовсе не было процессом "умозрительного философствования на досуге", но было органично присуще русской народной культуре. Другое дело, что скрывалось за всеми атрибутами, сопровождающими действия певцов, ведь, приходя на место, они становились в круг, втыкали в землю клюки-посохи и вешали на них свои сумочки.
По утверждению некоторых ученых, в этих наружных признаках калик перехожих мы находим черты древних славянских певцов, "и точно такие же намеки на старинную чистоту певцов мы можем видеть в названии калик удалыми и дородными молодцами, и в том, что у них строго наказывались грехи."5 Возможно еще и в этом следует искать причину того, что одной из центральных тем духовного стиха чаще всего является его покаянный смысл.
Ох, Господи, Спаситель мой!
Осквернилась душа моя
От всяких бед несчастных,
Грехов своих нестерпимых.
Интересно здесь и то, что, как уже было сказано, первыми сказителями духовных стихов были калики, "человек болезненный, нищий,…ходящий по церковным праздникам и поющий духовные стихи."6 Потому и народный певец ("у-богий") таким образом осенялся в понятии народа высшею благодатью (без благодати Божией опять же не возможно спасение) и выступал как глашатай божественных словес. Отсюда и вещие певцы, которых вещие персты бегают по живым струнам, и живые струны рокочут вещую правду.
Напрашивается справедливый вопрос: те самые калики являются ли просто нищими, искушающими терпение прохожих? Оказывается, что нет. Как их описывает в своих паломнических заметках А. Н. Муравьев они "другие, поистине назидательны". "Есть между сими убогими старцы, - продолжает автор, - которые, в течение целого дня, сидят на пути богомольцев и не просят милостыни, а только читают вслух псалтырь и акафист, не обращая внимания на мимоходящих, ни на подаяние, которое им бросают."7
Таким образом, сразу отпадает, как бы мы сейчас сказали, "коммерческий интерес мероприятия"; и то, что калики читают молитвенные правила говорит совсем о другом смысле данного подвига. Кстати говоря, в самих духовных стихах неоднократно подчеркивается важность молитвы, земных поклонов. Собственно говоря, и акафист, и духовный стих, посвященный тому или иному святому, вышли из одного источника - агиографического (житийного) описания, просто оба имеют разную "повествовательную" структуру. Не случайно в самых судьбоносных обстоятельствах в духовных стихах возможно такое:
При кончине Варвара молилась,
Чтоб напрасной смерти час не настиг.
В виду чего сам певец, желая подчеркнуть большую пользу для человека от соединения молитвы с постом и от соблюдения священных и памятных дней (что составляет едва ли не главный смысл ряда духовных произведений), руководствует слушателю:
Почитать ее (св. Варвару - Авт.) кто будет
И кто страданья ее не забудет,
Тот суда Божьего минует.
С этой "молитвенной" составляющей и сама мать-земля, кормилица пахаря, хранительница нравственного закона, христианизируясь, подчиняясь закону аскезы, превращается в пустыню. Хотя похвала пустыне является одной из древних тем монашеской литературы, в русском стихе ее развитие подчеркивает особые интимные черты в отношении певца к красоте земли. Святая красота, утешая подвижника, настраивает его на тихие думы, что оттеняет суровость его аскезы. Не случайно преобладание в стихах элементов из растительного мира: кедра и кипариса, деревьев с мертвой, но как бы бессмертной листвой ("Кипарис-древо всем древам отец, На нем распялся сам Иисус Христос."); а также плакучих деревьев севера: березы и рябины.
В духовных стихах мы как раз наталкиваемся на тот пласт религиозно-эстетического сознания, который опирался на ощущение глубинного родства человека с природой, своими основами уходящий еще в дохристианский период. Но в духовной поэзии ощущается некий новый поворот в прежде хорошо знакомом мотиве идеализации природы и окружающего быта человека: красота мира здесь дается не в соблазнах для страстных сил, а в спасительном умилении, но как бы сквозь благодатные слезы. От того и вывод такой, что Плакун-трава всем травам отец, ведь:
Когда Христос на распятии был,
Когда дева, мать пречистая,
На сыру землю слезы роняла,
От той слезы, от слезы пречистой
Вырастала-то Плакун-трава.
Таким образом и мы, вслед за замечательным исследователем русских духовных стихов Г. П. Федотовым, можем делать вывод о том, что русский певец решительно не хочет видеть в красоте земли страстных, "панических черт".8
Разумеется, духовные стихи никак не обходились без христианского закона любви, и, как это отмечали не раз выдающиеся русские мыслители, закон любви остается для народа очень важным содержанием закона Христова - лучшим свидетельством его христианства. Вот почему духовные стихи в своих лучших образцах достигают огромной потрясающей силы
Естественно возникает вопрос: остаются ли духовные стихи по-прежнему намеренно забытой областью народной поэзии? Думается, что, нет. В подтверждении ответа достаточно сослаться на замечательное событие, ставшее в 2003 году по праву одним из самых ярких моментов культурной жизни Воронежского края. Несмотря на трудности с размещением гостей фестиваля и с его проведением, организаторам прекрасно удалось исполнить задуманное и провести I-й Воронежский открытый фестиваль духовной авторской песни "Ковчег" в честь святителя Митрофана, первого епископа Воронежского.
Известно, что одной из главных задач фестиваля было "развитие и поддержка духовного песенно-поэтического творчества". Интересно здесь то, что подразумевать под поэтическим творчеством. Как мы знаем из многочисленных исследований, что в древних обрядах песня имела свое значение, она не только использовалась в магических обрядах как сопровождение, но и воздействовала.
Однако применительно к нашему случаю это не имеет никакого значения: фестиваль "Ковчег" был продолжателем той славной древнерусской традиции "дневной" культуры, которая была культурой духа и ума. "Умная" культура - тот путь от стихийного безволия к волевой ответственности, от кружения помыслов и страстей к аскезе и собранности духа, ведущий к цельности духовной жизни. В этой связи как не вспомнить слова известного мыслителя Г. Сковороды о том, что: "Скрип музыкального орудия каждое ухо слышит, но, чтоб чувствовать вкус утаенного в скрипении согласия, должно иметь тайное понятия ухо, а лишенный оного для того лишен движущей сердце радости, что нем в музыке."9
Не случайно, что в характерном для Древней Руси каноне были выдержаны и сюжетные линии исполненных произведений. Содержанием стиха чаще всего оказывался подвиг Христа и подвижников благочестия; материнская любовь Богородицы; события из Св. Писания и житийной литературы. Про наших предков вообще не раз говорили, что у них раздольные песни, и в этой связи данное высказывание будет вполне применимо, если под "раздольностью" подразумевать широкие души и ясное сознание певца. А это, в свою очередь, лишний раз показывает преемственность нашей духовной традиции, или как писал русский философ И. А. Ильин: "Поскольку в глубине души своей человек уверен в том, что предки живут в нас и будут жить и дальше, что мы вздыхаем их вздохами, их любовь в нас поет."10
Подводя окончательные итоги, заметим, что духовные стихи вовсе не писались на злобу дня, для забавления, или умиления, но они учили и указывали путь спасения. И хотя с современной точки зрения к духовной культуре относятся все художественные ценности прошлого и настоящего, но с точки зрения той духовности, которая закрепилась в определении произведений, большая доля устного народного творчества духовной не была. Сказками и песнями люди "беса тешили", губили свою душу, а духовные стихи служили для утешения, вразумления и спасения. Вот почему моральный кодекс народа - существенная составляющая данной поэзии, и это характерно, на наш взгляд, как для прошедших эпох, так и для настоящего времени.
Поэтому сохранять ее - значит делать доступным для людей высокие истины или, как было провозглашено целью фестиваля "Ковчег", "Возрождение веры, разумного, доброго, вечного в наших сердцах!" Тем более, такое мероприятие не должно проходить мимо "исследовательской копилки" ученых, интересующихся судьбой Отчего края, а следовательно и всей России. И завершить нашу работу хочется словами Н. Садовского (участник фестиваля "Ковчег", г. Калач):
Когда живительные корни
Хулит надменная листва,
Ей об одном лишь надо помнить,
Что без корней она - мертва.
P. S. Дополнительные материалы смотри: Русская старина/ Музыка/ (П. Халтурин…)
Библиография
1Митр. Антоний (Храповицкий). Пастырское Богословие.- Псков, 1994. - С. 234.
2Максимов С. В. Избранные произведения: В 2 т. - М., 1987. - Т. 2.- С. 470- 471.
3Все цитаты духовных стихов, записанных в начале XX века в Воронежской губернии, даны по сборнику: Народные песни Воронежского края. Антология. - Воронеж, 1993.
4арх. Сергий (Страгородский). Православное ученiе о спасенiи.- Казань, 1898.- С. 249.
5Прыжов И. Г. История нищенства и кликушества на Руси.- М., 1997.- С. 110.
6Церковно-историческiй словарь. Составил Леонид Петров. Спб., 1889.- С. 121.
7Муравьев А. Н. Путешествие по Святым местам русским/ Соч.: В 2 ч.- СПб., 1846.- Ч. 1.- С. 30.
8См. кн. Федотов Г. П. Стихи духовные. (Русская народная вера по духовным стихам).- М., 1991.
9Сковорода Г. Кольцо. Дружеский разговор о душевном мире/ Соч.: В 2 т.- М., 1973.- Т. 1. - С. 362.
10Ильин И. А. О России и русской душе/ Собр. сочинений: В 10 т. - М., 1997.- Т. 6, Кн. III.- С. 45.
